Верховный открывает рот, чтобы ответить и …затыкается, сверля меня неприязненным взглядом. В кабинете воцаряется тишина. Ага… дошло до него, наконец, с кем связался и в какую ловушку сам себя загнал. Может, и не отдавал он прямого приказа расправиться с неугодным проповедником, но своих охранников явно покрывает. А вот Глава храмовой стражи, стоящий сейчас у дверей, что-то заметно сбледнул с лица. Насколько я знаю, доказанное лжесвидетельство именем Сераписа является страшным богохульством.
— За это можно не только своего лживого языка лишиться, но и жизни — неожиданно подает голос до этого молчавший Тит Сиверус
Я насмешливо развожу руками — мол, ну какие тут еще слова нужны?! Верховный недовольно сопит и продолжает молчать, не желая признавать вину.
— Друзья, друзья… мне кажется, вы неправильно начали свое знакомство! — вмешивается наш великий миротворец Сенека — Давайте попробуем начать сначала и найти решение, которое устроит христиан, и в то же время не нанесет ущерба репутации храма Сераписа.
Дипломат! Нет, надо его в Рим перетягивать. Без вариантов.
— Если уж на то пошло, то неправильно изначально повели себя вы с Марком Луцием Юлием! — прерывает молчание жрец — Почему было сразу не прийти к нам в Серапеум и не рассказать жрецам о появлении в Иудее Мессии? Мы бы и вашего проповедника Матфея с удовольствием послушали. В Мусейон к этим ученым задавакам вы же сочли нужным сходить!
Ах, вот в чем дело… здесь имеет место банальная ревность и соперничество библиотек. Но кто ж знал, что в Александрии нужно сразу раздавать «всем сестрам по серьгам»?! Я-то наивно посчитал, что главная библиотека античного мира все-таки Мусейон, а оказалось, что это звание оспаривает еще и Серапеум. Хотя по совести, на научный центр он никак не тянет, скорее уж на религиозный филиал Мусейона.
Но отношения с Верховным нам, христианам, все равно придется выстраивать, поскольку Серапис входит в «Священную девятку» — так здесь называют главных богов Египта, Дома которых и жрецы тесно связаны между собой незримыми узами. И ссориться еще и с остальными жрецами, особенно с такими могущественными, как служители Амон-Ра или Изиды, в наши планы пока точно не входит. Так что, показав Верховному острые клыки, теперь можно дать и морковку.
— Что ж… будем считать, что возникло недопонимание. Наши свидетельства мы обязательно представим и в Серапеум. И, разумеется, это будут не копии, а подлинники, заверенные уважаемыми членами Синедриона.
Жрец оценил мой жест примирения и заметно смягчился
— Буду с нетерпением ждать их. И снова хочу заверить тебя, Хранитель, что я не давал приказ расправиться с проповедником Матфеем. Приносим ему и вашей общине свои извинения за произошедшее у ворот храма, а также обещаем разобраться во всем.
— И наказать виновных — подсказываю я.
— И наказать виновных — вздыхая, соглашается Никандрос.
— А также выплатить виру
Тут уже даже апостолы смотрят на меня с удивлением.
“Верховный” так и вовсе становится красным как рак. С деньгами никто не любит расставаться.
— И выплатить виру! — жестко повторяет за мной Тит. “Начальник мастеров” тяжело вздыхает, кивает согласно.
Ну, что ж… на этом пока инцидент можно считать исчерпанным. Теперь посмотрим, кого ты накажешь и как. Понятно, что скорее всего найдут стрелочника. Но уже и это будет большой победой христиан — подозреваю, с другими проповедниками здесь вообще не церемонятся. Плюс деньги. Думаю, они будут не лишними новоявленной александрийской общине.
— Уважаемый Никандрос, а позволь спросить: в вашей библиотеке есть же труды пророка Манефона? — вспомнил я еще об одном деле
— Конечно — важно кивнул жрец
— Но в них же есть прямое указание на явление истинного Спасителя? И разве Манефон не завещал египтянам войти в согласие с учениками Спасителя, которых они узнают по кресту на груди?
— Манефон много чего напророчил — пренебрежительно махнул рукой Верховный — этот богохульник назвал богов Птолемеев ложными, как вообще ему можно верить после этого?
— Но ведь остальные его пророчества уже сбылись?
— Ты Хранитель, про падение Птолемеев? Это было предопределено. Рим набирал мощь, подчиняя себе все новые и новые царства, так что его завоевание им Египта было только вопросом времени.
Ну, понятно. Для жреца Сераписа даже пророчества Манефона не аргумент. Никандрос предпочитает верить только в то, что ему выгодно. Но мое дело — посеять в нем семена сомнений. Пусть для начала перечитает Манефона — может, и прозреет. Пока же нам надо надежно обезопасить положение христианской общины в Александрии, а для этого добиться нейтралитета со стороны жрецов.
— Уважаемый Никандрос, позволь еще раз представить тебе Андрея и Иакова — любимых учеников Спасителя. Андрей знаком со многими иудейскими общинами в восточных провинциях, он будет поддерживает связи Иерусалимской общины христиан со всеми остальными. Матфею, к сожалению, придется вернуться в Кесарию после выздоровления, он возглавит там местную общину христиан. В Александрии же останется проповедовать Иаков. И если вдруг возникнет какое-то недопонимание с местными христианами, обращайся, пожалуйста, к нему. Именно Иакову я передам свои права и обязанности Хранителя, пока сам буду в Риме.
— Хорошо. Благодарю, Марк, что предупредил меня. Но я надеюсь, что христиане не будут смущать своими проповедями людей, верующих в Сераписа.
Иаков выступил вперед и приложил руку к груди
— Никандрос, я обещаю, что не буду проповедовать в стенах Серапеума и других храмов. Но улицы и площади Александрии свободны для любого проповедника, разве не так? Здесь терпимо относятся к любым богам, так почему бы нам не принести людям благую весть о Спасителе?
Визит к Верховному продолжался еще около часа, и вроде бы мы обговорили с ним все спорные моменты. А тот факт, что при этом разговоре присутствовал не только Сенека, но и Тит Сиверус, вселял в меня надежду, что гонений на христиан в Александрии не будет. На прощанье я еще раз выразил настойчивое желание услышать про наказание виновных в избиении Матфея. А Никандрос в ответ снова напомнил мне об обещании передать их библиотеке документы, заверенные Синедрионом.
На том мы и распрощались…
Глава 13
Спускаясь по ступеням величественной лестницы, ведущим из храмового комплекса на шумные улицы Александрии, Андрей тяжело вздыхает и сочувственно смотрит на Иакова
— Непросто здесь тебе будет, брат… жрецы свою паству не уступят.
— Знаю. Но ведь Марку в Риме еще тяжелее придется — смиренно пожимает плечами Алфеев младший — за него я сейчас переживаю гораздо больше, чем за себя. И молюсь. Каждый день.
— Помнишь, как Учитель говорил нам: Бог каждому дает ношу по силам его! Мы с братьями будем горячо молиться за вас с Марком. А потом за тех, кому только предстоит пойти по миру, неся людям весть о Мессии. Никому не будет легко, всех ждет тернистый путь…
Да. Вот такие они у меня — братья во Христе. Все понимают, знают, что рискуют жизнями, но пастырский долг завещанный Учителем, для них превыше всего. Поэтому судьбу свою они принимают смиренно, не то, что некоторые. А я все ерепенюсь, ввязываюсь в разные заварушки и хватаюсь за меч при малейшей опасности. Размахиваю им как заправский вояка. Начинаю подозревать, что от Марка мне досталось не только тело, но и его боевой норов — что-то я не помню, чтобы раньше был таким воинственным. Хотя… Это Трофим Черкасов был миролюбивым человеком, а Алексей Русин тоже своим недругам спуска не давал. И вот что совсем уж странно: христианство я принял всем сердцем, но об убитых врагах ни разу не пожалел. Ну, вот хоть бы раз в душе раскаянье шевельнулось, так нет! Наверное, я все-таки неправильный христианин…
Вчера поделился этой тревожащей меня мыслью с братьями, и те надолго погрузились в раздумья. Потом Андрей выдал свою версию происходящего, и вот клянусь, в голосе друга не было ни малейшего осуждения!